50 лет назад, в своём доме в Брюсселе скончался Рене Магритт, один из самых ярких бельгийских художников. Этой дате посвящена выставка «Магритт, Бродхарс и современное искусство», открывшаяся в залах Брюссельского музея изобразительных искусств. Выставка демонстрирует диалог между композициями Марселя Бродхарса и творчеством Магритта, а также знакомит зрителей с произведениями других художников, вдохновлявшихся поздними работами мастера.
Выставка открывается последней картиной Магритта «Белая страница» (La page blanche, 1967), на которой мы видим диск луны, беззаботно висящий над спящим городом перед сливающейся с ночным небом листвой. На фоне гигантских, парящих в темноте листьев маленькая луна кажется незакрашенным фрагментом холста или неуместной наклейкой. Название, как всегда у Магритта, демонстративно контрастирует с изображением и ассоциируется, скорее, с идеей чистого листа, на котором ещё только будет создано произведение.
Двигаясь по залам выставки, которые названы в этой экспозиции «фигурами», мы возвращаемся во времени, следуя от более поздних картин Магритта к более ранним. Человек в чёрном котелке – клон или аватар художника – появляется на картине «Шедевр или Тайны горизонта» (Le Chef-d’œuvre ou les mystères de l’horizon, 1955), где у каждого из двойников, как нимб, светится над головой собственный месяц. Довлеющие над далёким пейзажем мрачные фигуры, больше напоминающие автоматы, чем людей, не менее пугающи, чем необъяснимость размножившегося ночного светила.
Снова месяц, человек в котелке и излюбленная Магриттом тема относительности внутреннего и внешнего занимает художника в его картине «Счастливый даритель» (Heureux donateur), которая напоминает знаменитую «Империю света».
Композиция уроженца Гента Лео Коперса «На темы Магритта» (D’après Magritte, 1978) обыгрывает любимый котелок художника и его персонажей, шутливо намекая на то, какие замечательные идеи приходят в голову тому, кто его наденет на голову. В коротеньком фильме, который мы видим в одном из залов, Магритт символически передаёт свой котелок Бродхарсу, которого он считал своим последователем.
Картина Магритта «Блики времени» («Les reflets du temps») иллюстрирует любимую мысль художника о том, что изображение не равно изображённому и слово не обязательно является носителем смысла. Напишем ли мы на бесформенном силуэте «небо» или «пушка», перед нами всё равно останется лишь пятно.
Знаменитая «Чёрная магия» представлена на выставке в двух вариантах. Эти своеобразные портреты его жены предлагают зрителю поразмышлять о том, что изображённое не всегда подразумевает реальный прообраз. Искусство становится не отражением действительности, а причудливой игрой воображения, произвольно тасующего фрагменты материального мира. Женскую фигуру, которая заполняется небесной и морской лазурью ровно на уровне линии горизонта, можно трактовать, как угодно: близость женщины к природе, растворённость человека в мире или загадочная непостижимость ускользающей от мужского понимания женской души.
Во время войны Магритт пишет картины, используя технику импрессионистов, поэтому этот период его творчества часто называют «ренуаровским». К нему по времени принадлежит представленная на выставке фантазия на темы «Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла (1946). В это же время Магритт знакомится с Марселем Бродхарсом, с которым его свяжет многолетняя дружба.
К этому же периоду относится и «Запретная вселенная» (L’univers interdit, 1943), где очаровательная русалка то ли задремала на затонувшем диване, постепенно зарастающем кораллами, то ли грезит о недоступном ей человеческом уюте. Фантасмагории Магритта не могут быть сведены к какой-то одной трактовке, они раздвигают наши представления о возможном, заставляя нас подумать о могуществе человеческого разума.
Парадоксальная «Несведущая фея» (La fée ignorante, 1956) представляет собой своеобразный негатив, переворачивая понятия света и тьмы: свеча на картине излучает темноту, в то время, как истинный источник освещённости остаётся неизвестным. Магритт заставляет нас подумать о том, что не существует в мире ничего, что не могло бы быть рассмотрено с другой точки зрения, даже если прежде так никто не догадывался взглянуть.
На картине «Соблазнитель» (Le séducteur, 1952) силуэт корабля впитал в себя морские волны, став частью бесконечной голубой глади. В интерпретации Магритта объекты теряют присущие им свойства и подчиняются только воле художника: его микрокосм не признаёт никаких запретов и ограничений.
Маленькое с лёгкостью становится здесь огромным, далёкое – близким, а тяжёлое – невесомым, как на картине «Замок в Пиренеях» (Le Château des Pyrénées, 1962), где гигантская скала безмятежно парит над морем.
На картине Магритта «Персональные ценности» (Les Valeurs personnelles, 1942) обычные предметы мужского обихода – расчёска, спичка, помазок, кусок мыла и рюмка – как в «Алисе в стране чудес», обретают непропорционально большие, по сравнению с комнатой, где они находятся, размеры и кажутся ожившими, поселившимися тут существами, ведущими оживлённый разговор.
Обычный сельский пейзаж на картине Магритта «Поцелуй» (Le Baiser, 1938) как будто прорван, и сквозь неправильной формы отверстие проглядывает совершенно другое место, словно мысль художника внезапно обратилась к новому объекту. Произведения Магритта задают зрителю нелёгкие загадки, который каждый волен разгадывать по-своему.
В картине «Похвала диалектике» (L’éloge de la dialectique, 1926) Магритт снова играет с понятиями внешнего с внутреннего: через окно дома мы видим не внутреннее убранство комнаты, а другой дом, загадочно примостившийся внутри первого. Оконный проём оказывается воротами в лабиринт сознания, порождающего всё новые невероятные формы.
Название «Объяснение» (L’explication, 1952) является очередной шуткой художника: ведь на самом деле нет никакого объяснения, почему бутылка вдруг начинает превращаться в морковку, а ботинки прорастают пальцами ног, («Красная модель», Le modèle rouge, 1953), точно так же, как нет возможности запретить художнику изобретать новые формы.
Марсель Бродхарс является продолжателем концептуального подхода Магритта. Его заросший ракушками «Пюпитр» (1962), не менее абсурден, чем сюрреалистические композиции Магритта.
«Вероломство образов» (La Trahison des Images, 1929) – безусловно, самое знаменитое произведение Магритта, своего рода визитная карточка мастера. Надпись «Это не трубка» под рисунком трубки подсказывает нам, что изображение не равно предмету, а является лишь одним из способов на него указать.
Для Бродхарса трубка Магритта становится настолько фундаментальным элементом мышления современного художника, что она поставлена в один ряд с буквами алфавита и геометрическими фигурами.
Очень логично в соседстве с работами Магритта и Бродхарса выглядит инсталляция американского концептуалиста Джозефа Кошута «Одна и три батареи» (1965), где обыгрывается мысль о том, что в раздробленном сознании современного человека утрачена цельность восприятия объектов: к самим предметам добавляется их изображение и описание.
Репликой «не-трубки» Магритта является представленная на выставке работа американского художника Кита Харинга «Посвящение Магритту» (1989).
Предметы у Магритта словно обладают собственной волей, не подчиняясь физическим законам. Картина «Запрещённое воспроизведение» (La Reproduction interdite, 1937) увлекает нас в головокружительную глубину зеркала, отказывающегося отражать человеческое лицо, притом, что лежащая рядом книга отражается вполне правильно. Обращённый спиной к самому себе, человек всегда остаётся самой большой тайной для себя, как бы пристально он себя ни разглядывал.
«Зеркало» Бродхарса (1971) – это тоже «не-зеркало», поскольку оно воспроизводит не лицо художника, а лишь его многократно повторенные инициалы.
Посетив Галерею Уффици во Флоренции, Магритт шокировал своих друзей высказыванием: «Я видел «Весну» Боттичелли. Это неплохо, но на открытке выглядит лучше». На его картине «Готовый букет» (Le Bouquet tout fait, 1956) фигура Флоры с картины Боттичелли оказалась приклеена на спину человеку в котелке. Сосуществуя в едином пространстве, два образа словно отталкиваются друг от друга, демонстрируя огромную дистанцию между современностью и эпохой Возрождения.
Завершает выставку картина Магритта «За пределами» (L’au-delà, 1938), на которой надгробие противопоставлено высоко стоящему над горизонтом солнцу, освещающему пустыню реальности, в которой возможны любые самые невероятные трансформации.